Павел Руминов: «Мой фильм о примирении, принятии жизни, и о том, что люди слышат друг друга»

Режиссер конкурсного фильма юбилейного Пасифика «Я буду рядом», уроженец Владивостока Павел Руминов о теме онкологии, как драматической ситуации для развития фильма, внутренней свободе и возможности слышать другого человека.

 

 

- Я тебе дам классный, классный заголовок – этого режиссера больше не существует. Я не помню ничего, что было до этого фильма. И это не совсем кино. Я помню, был такой момент, когда что-то долго созревало внутри, а потом выразилось в фильме – какой-то процесс неудовлетворенности, который, думаю, знаком каждому человеку. Кто-то потом открывает кафе, основывает газету или создает рок-группу, то есть чувствует то, что он сделал то, что его беспокоило. Не было такого, что я закрепился в роли режиссера и начал играть в эту игру – вот мой следующий фильм выйдет таким. Если охарактеризовать то, что со мной произошло, то можно вспомнить Росселини. Я долгое время был поклонником Де Пальмы, Форда, Коэнов, Хичкока – мне казалось, что форма является выражением индивидуализма. Потом меня зацепил кинематограф Росселини. На закате своей карьеры он начал снимать документальные картины. Когда его спрашивали, над каким фильмом он работает, режиссер как-то ответил, что хочет положить на пленку историю создания железа. Так вот я хотел при помощи камеры выразить то, что со мной случилось. Кино можно смотреть под разными углами, но прежде всего, оно работает на уровне эмоций. Возможно поэтому, «Я буду рядом» больше понятен женщинам.

 

 

- (Смеется) Если из нашего фильма убрать музыку и переснять его длинными планами, то было бы похоже на Ханеке. Мне кажется, что это трогательно, что последний фильм австрийца – самый эмоциональный и простой. Чувствуется, что режиссер что-то осознал, в картине подчеркнуто нет стиля, а режиссер использует камеру, чтобы запечатлеть какие-то жизненные открытия, поделиться со зрителями. У меня ситуация схожая. Я испытываю огромную радость после того, как мои фильмы не очень пошли. Я пережил разочарование и понял, что это большая удача. Со мной случился переворот, я начал жить простой жизнью. Взять тех же больших режиссеров, биографий которых в свое время прочитал немало, их истории не были историями счастья. На мой взгляд, смысл жизни именно в нем, обретении гармонии. Если у тебя есть ребенок, ничто не компенсирует того, если ты потерял с ним контакт. В силу того, что у меня появилось свободное время, я водил своего сына на занятия, больше проводил с ним времени, поселился рядом  ним. Начал делать маленькие видео, стал снимать людей, которые живут в моем районе. Я успокоился и снял фильм, не штурмуя какие-то вершины, хотел поделиться своим новым ощущением.

 

 

- Мне кажется, все это есть на экране, где герои пытаются найти общий язык друг с другом. Я сказал съемочной группе – «давайте находить общий язык». Группа может сделать фильм, но не обязательно быть в контакте друг с другом. Режиссер часто держит оборону, сидит в замке. Но мой фильм во многом о примирении, принятии жизни, о том, что люди слышат друг друга. И это должно было произойти не в сценарии, а между двумя женщинами. Они должны были принять друг друга, расположить к себе. Поэтому мы снимали огромные дубли, чтобы люди достигали такого состояния в кадре. Мой метод заключался в том, чтобы люди понимали, что я хочу снять и внесли свой вклад. Мне кажется, что понимание и принятие друг друга – самое актуальное для мира. Не нужно всем есть в Макдональдсе или становиться мусульманами – мы можем все оставаться разными и жить без конфликтов. Каждый день мы видим, что невероятные, бессмысленные вещи заставляют людей убивать друг друга. Мой фильм о том, что когда ты счастлив рядом со своим ребенком, как главная героиня, то больше ничего не нужно. В этом нет никакого пафоса и чего-то великого. Неслучайно, это тихий фильм, который я хотел сделать в виде мини-сериала.

 

 

- История равна тому, чему она равна. Полтора часа ты был в зале, что-то испытал. Я сделал все возможное для того, чтобы ты пребывал в зоне энергии. В этом нет никакой интеллектуальной схемы, фильм не про онкологию, а болезнь всего лишь драматическая ситуация для того, чтобы фильм развивался. Ты же понимаешь, чтобы какой не была искренность, она жестко структурирована.

 

 

- Здесь такой же подход, как у сценаристов канала HBO, когда они проводят много времени не за сочинением текста, а за сбором информации. Я много общался с людьми. На площадке у нас работали две девушки, у которых была довольно серьезная степень рака. Они, так или иначе влияли на фильм, тем более, я сам пытался вникнуть в эту атмосферу, чтобы потом ты смог ее почувствовать с экрана. Хотя могу сказать, что мой мозг долго этому сопротивлялся. У меня был некий фильтр в лице этих двух девушек, которые должны были утвердить некоторые моменты, чтобы я мог потом снимать. В итоге остается всего лишь несколько штрихов, которые ты можешь почувствовать и убедиться в их реальности. Потому что они пришли не от меня.

 

 

- Возможно, ты прав. Может быть, он мог выйти более совершенным, поскольку мне не хватило буквально месяца, чтобы избавиться от лишних деталей. Но если смотреть реалистически на сам процесс производства фильма, то я буквально умирал, когда монтировал готовый материал. Я был не готов к тому вызову, который сам себе бросил, поэтому вполне доволен тем, как развиваются эти полчаса. Поэтому я понимаю некоторую несовершенность фильма, но таких моментов не много. Мне кажется, фильм работает.

 

Мой фильм – растворимый кофе, в нем нет никакой загадки. Человеку не нужен критик или переводчик, чтобы понять картину. «Я буду рядом» - неореалистическое кино, в котором иногда попадаются островки формы. Но если честно, при этом я не хотел бы быть заложником какой-то схемы, и если где-то моя фантазия прорывалась, я давал ей свободу. Например, в сцене на аттракционах, где присутствует умная монтажная склейка, когда один план показывает удар человека по груше, а другой – вращающуюся карусель. Мы понимаем, что это же происходит и в голове у героини. Я старался избегать подобных склеек, но эта смотрится вполне гармонично. Тем более, в некоторые моменты я хотел, чтобы кино было аттракционом – в сцене, когда главная героиня глотает таблетки, чтобы свести счеты с жизнью или флэшбек, несколько повторяющий тот, что был у Ханеке. Тем не менее, в такие моменты приходит понимание, что споры о том, чей фильм круче, ушли в прошлое. Не мы придумали смерть, главное, как фильм в итоге воздействует на человека, происходит с ним что-то или нет. Не в интеллектуальном плане, а в виде счастья от того, что фильм что-то открывает тебе.

 

 

- В буддийском искусстве нет великих художников, поскольку оно не замешано на страдании, а больше прикладное. «Я буду рядом» - скромный фильм или то, что японцы называют ваби-саби – эстетика простоты и несовершенства. Открою тебе тайну – я сделал несколько случайных склеек, чтобы в фильме было много неловких переходов, как в советском кино. Эта человечность, чашка с неровными краями, которую сделал человек. Если говорить о киноэстетике, то в отличие от фильмов фон Триера мы не пытаемся привлечь твое внимание, а ловим эмоцию, как люди, которые снимают для National Geographic.

Ранее по теме:

Главный приз "Кинотавра" достался фильму о больных раком

Фильм о больных раком покажут в конкурсе юбилейного Пасифика

Фильм об онкобольных остался без наград юбилейного Пасифика