Новый закон о трансплантации: закон для мертвых или для живых?
Донорских органов катастрофически не хватает, и пациенты, нуждающиеся в них, не дождавшись второй жизни — умирают. Происходит это не потому, что нет денег — в прошлом году, судя по отчету комитета по здравоохранению, были не использованы 33 квоты на пересадку почек из-за отсутствия донорских органов.
Родственники пациентов, ожидающих донорское сердце в Центре им. Алмазова, пишут письма во все инстанции, обращаются к губернатору с требованием наладить работу донорской службы. В Российском центре радиологии и хирургических технологий с начала года выполнили всего 4 операции по пересадке печени. В Городской больнице №31 не сделано ни одной пересадки почки, в Институте им. Джанелидзе и в СПбГМУ им. Павлова, чтобы посчитать пересаженные почки хватит пальцев одной руки.
И вовсе не отсутствие законодательства тому виной — закон о трансплантации органов и тканей действует в России с 1992 года и, по мнению специалистов-трансплантологов, обеспечил и обеспечивает развитие пересадок не только почек, но иных органов, соблюдая баланс прав как умерших (посмертных доноров), так и живых (пациентов, ожидающих пересадку органов).
С 2015 года в стране должен заработать новый закон, проект которого Минздрав представил на обсуждение — «О донорстве органов, частей органов человека и их трансплантации (пересадке)». Как говорят специалисты, если он вступит в силу в этом виде, то врачи будут вынуждены, прежде всего, соблюдать права умерших и их родственников. Страдать будут те, кто нуждается в трансплантации.
Как пересаживать органы детям
Самый большой пробел ныне действующего законодательства – отсутствие процедуры диагностики смерти мозга и последующего изъятия органов у детей. То есть сейчас в России ребенку можно пересадить только орган умершего взрослого или орган/фрагмент органа от живого взрослого родственника, что не всегда возможно.
Закон «Об основах охраны здоровья граждан РФ», вступивший в силу в прошлом году, узаконил «детскую» трансплантацию. В проекте нового подробно и строго прописано посмертное «детское» донорство («живое» запрещено – Прим. ред.). В соответствии с ним на изъятие органов умершего ребенка требуется так называемое испрошенное согласие одного из его родителей, потому что при жизни он в силу возраста не имел права официально выразить свое согласие\несогласие стать посмертным донором.
В соответствии с предложенной в проекте процедурой испрошенного согласия, медицинский работник больницы в течение 1 часа после подписания протокола установления смерти, сообщает об этом одному из родителей и одновременно спрашивает у него согласие на изъятие органов для трансплантации. Родитель имеет право в течение 2 часов после сообщения выразить согласие или несогласие на изъятие органов в устной форме, в том числе по телефону при условии автоматической записи телефонного разговора, либо в письменной форме, заверенной руководителем медицинской организации либо нотариально. Если в течение этих двух часов ни один из родителей не выразит согласие или несогласие или согласится изъять органы, врачи могут изъять их для трансплантации. Если же связаться с родителями невозможно, изъятие органов для трансплантации не допускается. Запрещено также посмертное использование органов детей-сирот или детей, оставшихся без попечения родителей.
При этом все действия, предпринятые для получения согласия (несогласия) на изъятие органов умерших детей отражаются в медицинской документации умершего с указанием даты и времени их осуществления, данных медицинских работников их проводивших и их подписями…
Презумпция согласия во «взрослом» донорстве отменяется?
Со взрослым донорством в старом законе все было понятно — провозглашена презумпция согласия на изъятие органов: если умерший при жизни не заявлял об отказе стать донором, то органы можно забирать. Правда, врачи все равно спрашивали разрешения родственников, хотя по закону могли бы этого и не делать.
Теперь, по проекту, взрослый человек при жизни имеет возможность выразить свое согласие/несогласие на изъятие органов после смерти в регистре. Если он заявил о своем несогласии — вопросов нет. А если не заявил, то, с одной стороны, провозглашена презумпция согласия — его органы можно изъять. С другой, — в этом же документе — в статье 19 — оговаривается учет мнения супруга или близких родственников в случае отсутствия прижизненного волеизъявления умершего совершеннолетнего. То есть, фактически речь идет об испрошенном согласии.
При этом, в отличие от «детского» донорства, ничего не сказано о том, что делать врачам, если они в течение часа после констатации смерти не нашли родственников и не знают, как относился к посмертному донорству умерший. При декларированной в законе презумпции согласия можно изъять органы для пересадки нуждающимся в них больным. А учитывая статью об испрошенном согласии, родственники могут затеять по этому поводу судебный процесс. Захотят ли заниматься забором органов медики под дамокловым мечом и даже ради спасения чьей-то жизни рисковать спокойствием? Получается, что, как и прежде, врачам и больницам, в реанимационных отделениях которых гибнут люди, надежнее отдать тело умершего для захоронения без юридических хлопот, при этом другого умирающего, которого могли бы спасти, — оставить без шансов на сохранение жизни.
Как сказать посмертному донорству «да» или «нет»
Этот «перекос» в сторону соблюдения прав умершего разрешился бы, если б разработчики предложили вменяемую систему для волеизъявления россиян по поводу посмертного донорства. В проекте нового закона свершилось то, о чем так долго говорили трансплантологи, — заявлено о создании федерального регистра прижизненных волеизъявлений граждан о согласии или несогласии на изъятие их органов после смерти. Такие регистры существуют во всех странах Европы и Америки, и благодаря им у врачей гораздо меньше проблем с получением согласия на изъятие и пересадку органов от умершего – умирающему.
По проекту закона, согласие или отказ для занесения в регистр должны быть заверены либо в медицинской организации, либо нотариально. Как себе это представляли разработчики закона на практике, неясно. Здоровый человек, который вряд ли думает о преждевременной кончине в результате несчастного случая или от инсульта, должен отправиться к нотариусу – потратить время и деньги, чтобы выразить свое отношение к трансплантации и донорству? Или без показаний для обследования он должен обратиться в медицинскую организацию, чтобы его обследовали для теоретически возможного донорства (напомним, медицинские обследования без направления врача и без показаний проводятся платно – Прим. ред.)?
– На практике, я думаю, что единицы по каким-то соображениям заявят о своем согласии. — прогнозирует главный трансплантолог Петербурга Федор Жеребцов. — Сотни заявят о несогласии. Остальные ничего не скажут. Слишком сложен описанный в проекте механизм для регистрации волеизъявления. Нужна более простая система, по которой человека можно было бы идентифицировать (чтобы никто посторонний не мог выразить за него согласие или несогласие) и выяснить, что он психически здоров и дееспособен (действует, будучи в здравом уме). Нужна и узаконенная система защиты от несанкционированного доступа в регистр.
В противном случае его создание ничего не изменит, и врачи будут поставлены перед необходимостью спрашивать согласие родственников, которые, во-первых, в принципе редко понимают, зачем нужно изымать органы близкого им человека и почему они могут спасти другого, неизвестного им неизлечимого больного. Во-вторых, они могут не понимать или не хотеть понимать этого просто от горя — решение приходится принимать в момент, когда они узнают о смерти родного человека. Это главные причины, по которым люди отказывают врачам в изъятии органов.
«Живое» донорство не запрещено, но и не разрешено
«Живыми» донорами почки или части печени, как и в старом законе, могут стать генетические родственники, достигшие совершеннолетия. Этот способ трансплантации, по проекту, с одной стороны, разрешен, с другой – невыполним. В странном пункте 13, 4-й статьи закона говорится: «Изъятие органов не должно стать причиной смерти донора». Но если речь идет о посмертном донорстве, значит, речь идет о человеке, который уже умер, еще мертвее сделать его невозможно. В противном случае действует Уголовный кодекс. А если о «живом», то в дополнение к этому требованию в пункте 4, статьи 35, 3-й главы проекта сказано: «Родственная трансплантация осуществляется только при наличии в протоколе решения врачебной комиссии заключения о том, что здоровью живого донора в результате изъятия его органов для трансплантации не будет причинен значительный вред, влекущий необратимое расстройство здоровья, стойкую утрату трудоспособности, инвалидность, и об отсутствии медицинских противопоказаний к родственной трансплантации».
Чтобы расстаться с органом или его частью, живому донору предстоит операция. Даже первокурснику медицинского института известно, что любая хирургия — риск. Ни один профессионал не даст 100-процентную гарантию, что операция не закончится летальным исходом. Летальность среди живых родственных доноров хоть и минимальная, но есть, и по этому поводу в мире ведется своя статистика. Значит, с юридической точки зрения этот пункт «живое» донорство с оговорками разрешает, а на практике — какой врач захочет «подставляться» под статью? Ему легче не заниматься «живым» донорством вообще.
Что такое этичная медицина
Похоже, разработчики законопроекта о донорстве и трансплантации органов начитались страшилок о расчлененке и боятся очередного навешивания ярлыков вроде «убийц в белых халатах». Отсюда — множество непонятных врачам деталей, вошедших в закон будто бы специально для осложнения работы всей отрасли трансплантологии.
Неслучайно закон начинается с провозглашения о «создании этичной правовой системы по осуществлению донорства органов человека и их трансплантации». Хотя этичная медицина, вообще-то — иллюзия.
Какое, скажем, отношение к этике имеет сортировка больных? Но именно разделение на «легкое» и «тяжелое» ранение помогло спасти тысячи и миллионы жизни людей в военное время. В приемных покоях скоропомощных стационаров аналог такой сортировки действует и по сей день. Этика в медицине заключается не в потакании фанабериям и неосведомленности пациента, а в профессиональном и честном разъяснении ему необходимости того или иного действия врача. В данном случае нужна социальная реклама, доступная информация для всего населения страны о донорстве и трансплантации. И тогда сомнений в этичности трансплантации не будет.
В попытке «соблюсти лицо» законодатели демонстрируют, с одной стороны, свое согласие с тем, что трансплантация как бы и нужна, с другой, будто бы оправдываются за эту необходимость. Так, статья 5, пункт 3 гласит: «Каждый имеет право на личную неприкосновенность», пункт 4: «Интересы человека должны превалировать над интересами общества или науки». Действительно, закон — о практической медицине и о лечении, поэтому о применении трансплантации в интересах науки не может быть и речи. Но интересы какого человека «должны превалировать над интересами общества» -умершего или того, которому требуется пересадка? Если родственники не согласны с изъятием органов у умершего родственника или человек при жизни отказался дать разрешение на посмертное изъятие органов, то как быть в ситуации, когда им самим понадобится пересадка органов? Поступать по принципу «как аукнется, так и откликнется»?
С какой целью в проект введен термин «неопознанный труп» – тело (останки) умершего человека, личность которого на момент обнаружения тела (останков) не установлена»? Какое отношение останки имеют к трансплантации?
Нового закона о донорстве и трансплантации органов медики ждали в надежде, что он создаст условия для развития этой отрасли медицины. Произойдет ли это с новыми законодательными нормами?
На этот вопрос «Доктор Питер» попросил ответить главного трансплантолога Петербурга Федора Жеребцова:
– Прежде всего, надо сказать, что действующий закон от 1992 года — хороший закон. Оснований для истерики по поводу необходимости его срочной коррекции нет.
И нельзя сказать, что нам представили на обсуждение плохой проект закона — он очень сырой и однобокий. Может быть, он хорош для некой европейской страны, в которой донорство органов существует уже многие годы, население готово к состраданию и регистрирует согласие на посмертное использование своих органов, а все, что сопровождает донорство и трансплантацию, работает, как должно. Этого нельзя сказать о нашей стране, в которой уровень недоверия ко всему, в том числе к медицине, очень высок, уровень ответственности и сострадания – низок, а развитие трансплантации задержалось на десятки лет. Плюс к этому – характерные только для нашей страны условия, которые затруднят выполнение трансплантаций, если будут приняты нормы, предложенные проектом закона «О донорстве органов, частей органов человека и их трансплантации (пересадке)».
Однако любой даже самый распрекрасный закон о донорстве и трансплантации изменит немногое, если не решить проблемы в смежных областях. Донорство органов не существует само по себе, оно возможно только в результате квалифицированной работы реаниматологов. До того момента, пока наука «анестезиология и реанимация» — первооснова донорства — не достигла определенного уровня, пока не появилась возможность сохранить легкие, сердце, печень при гибели головного мозга, ничего кроме почек не пересаживали.
В наибольшей степени эффективность работы трансплантологов и донорской службы зависит от уровня развития государства и общества, в том числе от развития системы здравоохранения. Представьте себе процесс донорства в виде пирамиды, в которой верхушка – количество операций по пересадке органов. А в основании – общее здоровье населения. В регионе, где распространены заболевания почек, вероятность получить здоровую почку ниже, чем в других. Там, где распространены патологии печени, этот здоровый орган – редкость.
Следующая ступень пирамиды — отношение общества к посмертному донорству, еще выше — отношение врачей, далее — специалистов-реаниматологов и т.д.
Конечный итог — количество выполненных пересадок органов — не столько отражение активности трансплантологов, сколько условий в которых они работают.
Необходимо понимать, что в проекте закона прописано множество технологических условий (например, формирование многочисленных федеральных регистров, для которых нет программного обеспечения и прочее). Эти технологические условия и реальные сроки создания их практической базы сделают невозможным исполнение положений предполагаемого закона с 1 января 2015.
Кроме того, по новому закону, процедура получения согласия на изъятие органов добавляет три часа ожидания. Если в «детском» донорстве это оправдано, то во «взрослом» это расточительство: донорский орган — не египетская мумия, он не может храниться тысячелетия.
Я считаю, что трансплантологи должны донести до авторов проекта закона, какие последствия (снижение доступности посмертных донорских органов) нам грозят после его принятия. Врачи — люди законопослушные, какой закон примет Государственная дума, по такому и будем работать с 1 января 2015 года. Но необходимо информировать законодателей о мере их ответственности перед пациентами, ожидающими пересадку. Хорошо бы, что б они — законодатели, а не врачи, получали бы гневные письма от пациентов и их родственников, не дождавшихся донорского органа.
Источник: Доктор Питер