Патриарх мировой медицины посетил Владивосток

Знаменитый американский анестезиолог русского происхождения Владимир Зельман каждый год возвращаясь в страну, из которой вынужден был когда-то уехать, неустанно повторяет, что идеальный врач должен не только обладать современными технологиями лечения, но и уметь сострадать.

Даже имея диплом американского врача, Владимир Лазаревич продолжает оставаться русским доктором, для которого пациент в первую очередь воспринимается, как человек, а не объект с патологиями. Владимир Зельман рассказал корреспонденту портала "Владмедицина.Ру" о своем прошлом, а также о будущем медицины, которые через призму его опыта причудливо сплелись в единое целое - интернационального врачевателя тела и души.

Зельман Владимир Лазаревич - известный российский и американский врач.

Окончил медицинский факультет Новосибирского медицинского университета. С 1961 года- руководитель отделения нейроанестезиологии Института неврологии АМН СССР в Москве.
В США с 1975 года. Начальник департамента анестезиологии и реаниматологии Университета Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе.

Профессор, почетный член Российской академии медицинских наук, почетный профессор Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге.

- Владимир Лазаревич, в чем коренное различие русской и американской медицины?

- Подготовка отечественных врачей - одна из самых исторически разработанных, начиная со времен царской России. Было время, когда отечественная и американская медицина были одинаковы. Однако потом в Америке технология рванула вперед, и врачи несколько потеряли с пациентами контакт, сосредоточившись на результатах тестов. Русские врачи продолжают опираться на тот же высокий клинический опыт, который до сих пор эффективен. Больной не только нуждается в диагнозе, но и в гуманитарном отношении врача как целителя. Именно врач-гуманист, вооруженный высокой технологией - идеал. Я 53 года занимаюсь медициной и учу отношению к больному. Сейчас кто-то из моих учеников заведует кафедрами, лабораториями или работает главным анестезиологом военно-морского флота США. Они благодарны мне за то, что учу их видеть в пациенте не просто объект с патологией, но человека страдающего. Думаю поэтому для моих учеников я - русский доктор.

- Чем именно Вам помог опыт нашей многовековой медицинской школы?

- История российской медицины основана на гуманизме. Можно назвать множество имен врачей, которые создали эту уникальную школу взаимоотношении между страдающим и исцеляющим. Эти традиции сохранялись даже в то время, когда я был студентом, с 1953 по 1959 годы. В то время я учился в новосибирском государственном медицинском институте. У нас были блестящие врачи - Залесский, Казначеев, Мышь, Юдин, Гольденберг. Я учился на многовековых традициях. Когда приехал в Америку, то в течение года сдал все их экзамены. У меня было достаточно знаний, чтобы конкурировать с американскими студентами. Единственное, в чем мы всегда отставали от американцев - это генетика и молекулярная биология. Они считались в СССР буржуазными науками. Но когда я начал изучать исследования, посвященные данным дисциплинам, то быстро заполнил данный пробел.

- Почему Вы уехали из СССР?

- Конечно, я был обижен коммунистической системой. Я окончил с медалью школу, мой дедушка был большевиком с 1905 года. Мои родители были безграмотными, отец работал извозчиком, мама - домохозяйка. Мы жили в маленькой деревне под Киевом. Мне дали серебряную медаль вместо золотой по одной причине, что украинский язык не мой родной. Знаменитая система антисемитизма. Хорошо, что мой покойный брат служил в армии в Новосибирске, он зашел к ректору института Григорию Залесскому и рассказал обо мне. Я никогда не имел обиду на страну. Я многое проглатывал, поскольку если бы заговорил открыто, то, как сказал мой большой друг Евгений Евтушенко - «ты мог бы своим лбом биться о стенку и никогда не добиться правды». Нужно было выжить в этой системе.

- Что послужило толчком для Вашего уезда?

- У меня не было цели уехать. Я был недоволен, «держал дулю в кармане». Работая в институте неврологии в Москве и сотрудничая с институтом нейрохирургии имени Бурденко, я был вовлечен в консультации больных в четвертом главном управлении, так называемом кремлевском. Однажды мы консультировали Арманда Хаммера - большого друга СССР. Там не было критической ситуации, но кто-то бросил фразу о том, нет ли у него опухоли мозга. Мы обследовали Хаммера в институте неврологии, и ему стало лучше. Я тоже был пациентом и когда кто-то тебе помогает, ты очень благодарен ему. Прошло некоторое время, и Хаммер предложил мне стать его личным врачом. Я не воспринял данное предложение всерьез и даже не знал, что оно значит. Потом Хаммер пришел ко мне и рассказал, что согласовал с «президентом» Брежневым мой переезд в США. Я посоветовался с близкими друзьями, в том числе со Святославом Федоровым, известным офтальмологом. Он сказал, что сначала нужно уехать, а уже на месте сориентироваться.

- Насколько сложно было адаптироваться в новой среде?

- Учитывая мои достижения, мне предложили сделать сертификат. Однако он был ограниченным и действовал только на территории Калифорнии. Меня это не устраивало. Я сдал все необходимые экзамены, прошел резидентуру, аспирантуру и получил все права, став американским врачом. Однако моя клиническая практика ни у кого не вызвала вопросов, что подтверждает силу русской медицинской школы.

- На какие области медицины помимо анестезиологии распространяется Ваш профессиональный интерес?

- Как человек увлекающийся я слежу за неврологией, нейрохирургией. Я всегда интересовался будущим медицины. Всегда задумывался, а могут ли быть пути упрощения диагностики, лечения, а самое главное профилактики болезни. Давным-давно, будучи молодым сотрудником Академгородка, я присутствовал на лекции первого директора института генетики и цитологии Дубинина. Я тогда подумал, что было бы интересно понять, из чего мы состоим. Как сохранить состояние стабильности этих частичек? Ведь нестабильность - это болезнь. В Соединенных Штатах я увидел другой мир, где генетика исключительно интересная область. И даже тогда мы до конца не понимали ее важность, до тех пор, когда 20 лет назад был создан проект - «Геном человека». Сейчас я активно интересуюсь нейрогенетикой, поскольку корень регуляции в мозге - это генетическая регуляция. Причем в таких важных процессах, как предохранение, защита и регенерация мозга.

- Геном человека разгадан. Что ждет популяцию в будущем?

- Вряд ли можно дать временной календарь, когда можно будет излечить человека от всех болезней. Единственное, что можно сказать, что мы достигли того уровня, когда каждый день в копилку понимания добавляются все новые и новые знания. Как неисчерпаем атом, так и пока далека разгадка существа жизни как таковой и сознания Homo Sapiens, что отличает нас от предыдущих уровней эволюции. Однако скорость раскрытия этого секрета с каждым периодом развития фундаментальных наук, постоянно увеличивается.

- Что сегодня позволяет сделать в медицине этот наработанный базис?

- Наработки особенно отразились на онкологии. У нас сегодня есть рецепторно-специфические препараты, блокирующие процесс дезрегуляции клеток, чье развитие не подчиняется законам и становится опухолевым. Например, в организме есть гены, которые говорят о том, что эта женщина может иметь рак яичников и грудной железы. Сегодня есть лекарство, которое блокирует эти гены.

- Насколько можно заглушить этот процесс?

- Все находится в стадии изучения. В том числе и действия препарата.

- Как быть пациенту, не всегда сведущему о том, что заложено у него внутри?

- Ключ к этому - образование нации, распространение информации среди широких масс. Мы хотим помочь людям, но при этом и они должны помогать нам, сдавать анализы, проходить тесты.

- Насколько часто это надо делать?

- Все зависит от заболевания. Если взять рак толстой кишки, то раз в пять лет необходимо делать колоноскопию. Если говорить о раке предстательной железы у мужчин после 45 лет - анализы нужно сдавать раз в год. Чтобы выявить потенциальный рак груди у женщин, то следует делать маммографию раз в три года. Таким образом, мы можем заметить болезнь на ранней стадии, когда ее легче всего корригировать, чем рак с метастазами. У общества, прежде всего, должна быть ответственность за свое здоровье.

- Насколько, по-Вашему, отечественное здравоохранение сегодня готово к подобной информатизации?

- Должны произойти коренные изменения, для того, чтобы направить его в правильное русло. Предпосылки к этому есть. Например, сегодня доктор Рошаль является выражением голоса недовольных, а это стимул правящей элите для грядущих изменений. Возможно, не все его концепции являются рациональными, однако колокол его позиции сегодня звучит громко. Это положительный фактор для дестабилизации негативной медицины.

- С каждым годом возвращаясь в Россию, не задумываетесь ли Вы, с какими чувствами приезжаете?

- Мне не нравится, когда оперируют такими либеральными понятиями, как ностальгия. Есть искренность, порядочность и благодарность. У меня есть положительная память, а отрицательную я вычеркиваю. Это были события, зависящие от индивидуальностей, а культура, история и традиции России всегда были гуманитарными. Поставить человека на первое место, поддержать, помочь, выжить вместе. После переезда в США мой дом никогда не был пуст. Ко мне приезжали многие деятели культуры, науки, искусства. Наше общение никогда не прекращалось. Мое кредо - дружба, искренность и товарищество. Социальные потрясения временны, а человеческие отношения постоянны. Дружба заканчивается только с последним вздохом.

- Владимир Лазаревич, как Вам удается поддерживать тонус в вашем возрасте?

- Когда я учился в школе, то был хилым мальчиком. Моим примером стал Суворов, я обливался холодной водой, бегал, поднимал кирпичи. В Сибири я играл в баскетбол, ходил на лыжах. В Америке я плаваю, бегаю, прыгаю. Я врач, который работает в операционной, но мое хобби - сближать людей, создавать между ними мосты. В институте создана моя именная школа дипломатии. Спасение одного человека, как спасение целого мира.

- Не страшно оставить свое дело ученикам?

- Нет, я наоборот счастлив, что есть талантливые ученики, которые сейчас лучше меня.

беседовал Василий Рац