Александра Голубева: С живыми работать сложнее, чем с трупами
Большинство профессий в представлении обывателя прочно связаны со штампами и стереотипами: комики всегда веселые, повара больше всего в жизни любят вкусно поесть, журналисты – самые любопытные и беспринципные люди. Такие зачастую далекие от реальности картины появляются во многом благодаря недостатку информации и опыта общения с представителями тех или иных специальностей.
Не удалось скрыться от навешивания ярлыков и судмедэкспертам, которых общественное сознание чаще всего рисует в виде людей, исследующих труп. А между тем подобная работа занимает лишь 30% объёма выполняемой работы в судебной медицине. Тогда как другие две трети – обследование живых людей и экспертизы вещественных доказательств и материалов дел в других подразделениях.
О том, как проходит эта незаметная для большинства из нас работа, корр. портала VladMedicina.ru рассказала начальник ГБУЗ «Приморское краевое бюро судебно-медицинской экспертизы», главный внештатный специалист Минздрава РФ по судебной медицине в ДФО, к.м.н. Александра Голубева.
О видах экспертиз
Чаще всего за проведением экспертиз в отношении живых лиц к нам обращается полиция (это больше 90 % случаев). На втором месте – следственный комитет. Иногда экспертизу назначают суды. Если человек не хочет обращаться в правоохранительные органы, но ему нужно зафиксировать повреждения, то он просто приходит к нам со своим паспортом, оплачивает услугу, и ему на руки выдается консультативное заключение.
В прошлом году по Приморью мы провели 21 146 экспертиз и обследований в отношении живых лиц. В основном определяется тяжесть вреда здоровью (больше 90 %). Экспертиз по изнасилованиям или иным насильственным действиям сексуального характера было 341. На третьем месте – определение рубцов (у наркоманов и инвалидов различных войн). Раньше мы проводили экспертизы по выявлению возраста, но сейчас такие экспертизы практически не назначаются. Они были актуальны в послевоенное время, когда массово терялись документы.
Мы делаем экспертизу так, чтобы она соответствовала всем требованиям законодательства и в случае чего смогла «выдержать оборону» в судах различной инстанции. Ведь иногда дела доходят до Верховного суда. И тогда придраться могут к каждой запятой. Поэтому если упустить хоть одну деталь, экспертиза может быть признана в суде недопустимым доказательством.
О степенях вреда
Как известно, существуют три степени тяжести вреда здоровью. Все они прописаны в приказе Минздравсоцразвития РФ от 24.04.2008 года № 194н, которым мы и руководствуемся. Тяжким может быть признан вред, когда имеется опасность для жизни в момент причинения повреждения, либо повреждение вызывает развитие угрожающего жизни состояния. Это могут быть ранения, проникающие в полости, закрытые повреждения жизненно важных органов, а также шок или кома – независимо от того, как они возникли. Также к тяжкому вреду относится полная утрата профессиональной трудоспособности. Например, если солист балета в результате травмы останется без ног, он уже не сможет вернуться к работе. Средняя степень квалифицируется, когда нарушений функций органов и (или) систем является временным, продолжительностью свыше трёх недель. А легкий – до трёх недель. Это раны мягких тканей, сотрясение мозга. Надо сказать, что грань между тяжелой и средней степенью бывает довольно тонкая. Есть и другая категория повреждений, наличие которых не расценивается, как вред здоровью, например, ссадины, кровоподтёки.
О симулянтах и лжецах
С такими случаями мы сталкиваемся, но нечасто. Надо понимать, что судмедэксперт не присутствует в процессе обращения человека в ЛПУ и потом – в процессе лечения. Нам представляют медицинские документы, мы априори им верим и не можем в них усомниться.
Бывают случаи и «ложного изнасилования». Люди по обоюдному согласию вступают в половую связь, а потом одна из сторон – как правило, это девушка – хочет на этом заработать. Она пишет заявление в полицию, и процесс запускается. В некоторых случаях «пострадавшие» раскаиваются и просят закрыть дело. Но, к сожалению, остановить этот процесс бывает очень трудно.
Прямое доказательство изнасилования – наличие биологического материала мужчины во влагалище женщины. Если секс был в презервативе, доказать очень сложно. Мы не можем, как в сериале «След», пропустить образец через центрифугу и за 5 минут выдать верный ответ. Это все сказка. Только по биологическому материалу генетики могут гарантировать 100-процентную точность.
О сотрудниках
В нашем бюро работают 285 человек, из них 90 – судмедэксперты. По гендерному признаку деления нет, но женщин работает чуть больше. Нагрузка у всех огромная. Одна ставка предусматривает проведение 500 экспертиз живых лиц в год. Но у нас, к сожалению, никто не работает на одну ставку. Во Владивостоке в прошлом году было проведено больше 5 тысяч экспертиз – это «норма» для 10 человек, которую выполнили 4 эксперта! А в Уссурийске два человека справились с более чем тремя тысячами экспертиз.
Люди у нас задерживаются надолго. Я столько не живу на свете, сколько проработала Валентина Петровна Шапошникова. Она пришла в бюро 18-летней девушкой и до сих пор работает. Есть эксперты, которые родились еще до войны. Люди работоспособные, у них светлый ум, и есть желание работать.
Новые кадры стараемся растить. Сейчас в интернатуре на базе ТГМУ обучаются шесть человек. Одна девушка по окончании учёбы уедет, а остальные – планируют прийти на работу к нам, мы их очень ждем и уже работаем над тем, чтобы обеспечить жилье двум молодым врачам в районах. Соответствующих программ для судебной медицины в крае нет, поэтому я лично договариваюсь с главами муниципальных образований. К счастью, многие руководители районных администраций понимают важность нашего отделения на их территории. Кроме того, наша работа опосредованно влияет на криминальную обстановку, когда с помощью, в том числе нашей экспертизы, негодяй наказан, а невиновный оправдан.
О проблемах
Существуют несовершенства законодательства, которые нужно менять. Например, в тексте приказа, регламентирующего работу судебно-медицинских экспертов, прописаны «рекомендуемые стандарты оснащения». А в приложении к приказу написано просто «стандарты оснащения». Не поверите, но одно слово влияет на всё. Почему мы должны покупать инфракрасный излучатель, который не нужен для экспертизы трупов? Никем в России он не используется. Но ничего не поделаешь, если это до сих пор входит в «стандарт».
Финансируется бюро только из регионального бюджета. С ФОМС мы не работаем, так как никого не лечим. Новый танатологический корпус, конечно, стал неплохим подспорьем, но ситуация с материально-техническим обеспечением по-прежнему оставляет желать лучше. Многие думают: раз мы никого не лечим, значит, мы сильно не нужны. Действительно мы не принимаем роды, не спасаем жизни, как реаниматологи. Но наше заключение может повлиять на судьбу человека. Вынесет суд обвинительный приговор или подсудимого оправдают, нередко зависит от работы судмедэксперта.
О тенденциях
В последнее время простые биологические экспертизы отходят на второй план, и на первый выходят молекулярно-генетические. Следователь хочет на 100% убедиться, что тот или иной образец принадлежит подозреваемому. Такие тесты очень дорогие, потому что все расходники – иностранного производства, а оборудование стоит десятки миллионов рублей.
Также следственные органы любят назначать экспертизы, которые мы называем «труп без трупа». Например, задержали человека, который заявляет о причастности к убийству, но тело найти не могут. Есть только показания подозреваемого. Мы всегда спрашиваем: «Как провести экспертизу»? Объекта ведь нет. На что нам отвечают, что есть материалы дела, а они также являются объектом исследования. Но по этим документам мы ведь не можем определить обстоятельства и причину смерти. Понятно, что мы отказываемся от таких экспертиз. И за это на нас пишут жалобы. В прошлом году в связи с этим в нашем бюро даже была проверка.
Об эмоциях
С живыми людьми работать очень сложно. С трупами даже несколько проще. Экспертов, которые работают с потерпевшими, я называю пехотой на поле боя. Они ведь встречаются не только с пострадавшими, но их родственниками, адвокатами, представителями, а также с судебно-следственными органами. Приходится сталкиваться и с неадекватными людьми. Однажды к нам пришла женщина, которая обвинила эксперта в лингвистической краже. Потерпевшая считала, что наш сотрудник изъял пять глаголов из ее медицинской справки. И именно из-за этого поменялось заключение. Причем, как утверждала женщина, пропали именно глаголы, существительные никто не тронул.
Конечно, нужно дистанцироваться, не пропускать горе людей через себя. Но эмоции в нашей профессии все равно есть, от них никуда не деться. До сих пор помню, как ко мне приводили девочку, на которой живого места не было от побоев. Впечатлила тогда одна деталь. У малышки на попе после ударов остался отпечаток от пряжки солдатского ремня – серп и молот внутри звезды. Вот так мама ее «воспитывала». Это невозможно забыть. После таких случаев происходит переоценка ценностей.
О перспективах
У нашего бюро очень высокий кадровый и интеллектуальный потенциал. Наши эксперты владеют всеми современными методами исследований, которые могут применяться в лабораториях. Но мы ограничены финансированием: нет возможности приобрести дорогое оборудование или реактивы. В перспективе хотелось бы укомплектовать штат – благодаря новым площадям мы можем принимать большее число экспертов. Хотелось бы развивать и районные отделения, потому что сейчас они находятся на базе ЛПУ, а должны располагаться отдельно, как это сделано во Владивостоке и Находке.Ранее по теме:
02.12.2015 В Приморье открыт современный танатологический корпус
06.10.2015 Александра Голубева: Cуды сегодня принимают сторону пациентов!