Болеутоляющий

Нас, докторов, постоянно окружают больные люди. Будь то в Англии, России, во Франции, ну или в Судане. И, надо сказать, окружают до такой степени плотно и категорично, что прямо хочется, чтобы они, эти люди, поскорее бы уже шли домой. И желательно при этом, конечно, чтобы выздоровели, а не то, что вы подумали.

Доктор, у которого больные быстренько уходят домой и больше никогда не приходят, считается хорошим. А тот, у которого больные уходят домой, а потом приезжают обратно в корчах и/или в карете скорой помощи, считается, соответственно, докторишкой никчемным и еще, как сейчас модно говорить в английских газетах, прожигателем денег налогоплательщиков.

Плохой доктор забывает в животе у пациенток зажимы, полотенца и наконечники от электроножей. Хороший доктор предпочитает не оперировать вообще. Мало ли что?

Это я, конечно, утрирую, и читатель, надеюсь, меня простит.

Хороший доктор всегда сам сосчитает свои инструменты, салфетки и иглы. Выплюнет незаметно жевательную резинку в стерильное мусорное ведро, отгрызет мимоходом недельной нестриженности ноготь, поправит очки от Ямомото, чтоб не упали в рану, и зафиксирует языком вставную челюсть, если таковая имеется, а то бывали случаи, знаете ли... (ищи ее потом по рентгенограмме до посинения, как родной аэродром по пачке «Беломора»).

И главное, хороший доктор никогда не доверяет своим ассистентам. Кто знает, откуда у них руки растут, и главное — куда? То, что уважаемый читатель видел в фильмах про медицину, когда приходит внезапный профессор, тычет пальцем (скальпелем, ножницами, зажимом) в митральный клапан и со словами «зашивайте!» чинно удаляется в свете бестеневой лампы, в настоящей медицине встречается крайне редко.

Да будь вы тысячу раз гениальным хирургом и диагностом, если вы не умеете общаться с пациентом — грош вам как доктору цена. Лично меня общаться с пациентами в медицинском университете не учили. Не было такой дисциплины. А зря. Пришлось учиться самому. Учиться слушать, учиться быть всегда на их стороне. Учиться пытаться помочь пациенту, а не судить его, (даже если лично вы считаете, что он достоин осуждения, судить его — извините, не ваше дело). Учиться тому, что предназначение доктора не осуждать и не осмеивать пациента, а пытаться помочь ему в любой ситуации. А ситуации бывают очень сложные.

Вам знакома мизансцена, когда врач аки Папа Римский учит вас жизни, словно нашкодившего первоклассника? Мне — да. Самое печальное, что он-то думает, что эта обличающая речь пойдет вам, глупому пациенту, только на пользу. Да может, он сто раз прав в принципе. Но манера разговаривать с пациентами у нас, докторов, прямо скажем, порой бесит!

Хочется взять и написать жирную, толстую жалобу, томах эдак в восьми, и отправить ее прямо верховному медицинскому начальству на стол. Недаром в Англии шестьдесят четыре процента всех жалоб от пациентов — на «плохое отношение» персонала к ним как пациентам.

Вот вы смеетесь, конечно, при слове «жалоба». Попробуй-ка написать жалобу на врача в районную больницу города, допустим, Ставрополя. Гарантирован глобальный падеж кур от смеха и массовый надрыв животиков у товарищей из облздравотдела.

В Англии жалоба от пациента — это очень серьезно. Это удар по репутации госпиталя в целом и врача в частности, это многоуровневое расследование и долгие объяснения, что и как произошло и на что пациент так обиделся.

Далее всегда следует длинное письмо пациенту с извинениями и зачастую значительная сумма в качестве компенсации за неудобство, а если дело доходит до суда и вина госпиталя доказана — миллионы фунтов, а уж если доказана халатность отдельного врача — лишение его медицинской лицензии и, соответственно, карьеры.

Большинство жалоб от пациентов, что интересно, поступает не с целью получить денежную компенсацию, а с целью «выявить недостатки в сервисе и не допустить повторения подобных осложнений в будущем». По крайней мере, так утверждают французские исследователи, которые это дело попытались проанализировать пару лет назад.

Мое личное наблюдение — жалобы бывают очень редко, если во время тяжелой и опасной многочасовой операции возникли тяжелые и опасные осложнения. Гораздо чаще, если вы, доктор, случайно или нечаянно, обидели пациента. А его обидеть очень легко.

Достаточно заговорить с пациентом, не представившись, начать его осматривать, не сняв пиджак и не помыв руки, не выслушать его переживаний, даже если они ни на йоту не связаны, по вашему мнению, с его болезнью и кажутся вам сущей ерундой.

Я, конечно, от «трамвайного хардкора» в своей рафинированной Англии маленько отвык. А так вот посмотришь по телевизору, как доктор Малышева с пациентками разговаривает, и волосы на ногах сами собой шевелиться начинают, честно. А вот как-то раз в прошлом году имел удовольствие быть пациентом одной из петербургских больниц... Но об этом писать в уважаемом издании нельзя. И не буду.

В клинической работе большинство жалоб возникает не потому, что врач делает что-то неправильно с терапевтической точки зрения, а зачастую потому, что у пациента создается впечатление, что врач недостаточно ему сочувствует. Например, в Англии считается крайне неэтичным для врача стоя разговаривать с пациентом, лежащим в кровати. Нужно обязательно присесть, чтобы глаза находились на одном уровне с больным. Мелочь, скажете вы? А для пациента это очень важно. Это я вам как врач говорю.

И на хороших, и на плохих докторов пациенты пишут страшные жалобы с одинаковой регулярностью. А что им еще делать, если медицинский сервис-то оказывается «из рук вон плох»? Будь то Англия, Америка или Россия. От географии тут мало что зависит, хотя...

Я неслучайно выше употребил слово «сервис».

Мы, врачи и медицина наша, — не что иное, как сервис. Как автосервис, парикмахерская, педикюрный салон или гостиница. Только вместо спа-процедур, натираний туловища кремом Guinot и завтраков с шампанским мы отрезаем и пришиваем людям разные органы.

Если некоторые мои коллеги думают, что они не сервис, а «воля божья в обличье человеческом», то вы их простите, они ошибаются. Нет, конечно, мы все, особенно хирурги и акушеры, прошли через ощущение «божественности» и возвышенности над всем остальным, «немедицинским» человечеством. Но это нормально, как ветрянка в семь лет и трихомониаз в семнадцать, — это проходит.

Если у вас, коллега, налет божественности все еще не прошел, значит, вам еще слишком мало лет или, что гораздо трагичнее, вам надо было идти не во врачи, а в диктаторы Ким Чен Иры.

Но медицинский сервис остается сервисом, и что самое смешное — в представлении населения он традиционно всегда и везде «ниже среднего». И не только потому, что «клиент всегда прав». И даже не потому, что ожиданий от врачей и медицины в целом зачастую намного больше, чем врачи и медицина могут сделать на самом деле.

Нет, я, конечно, как лицо заинтересованное могу написать сто пятьдесят страниц про спасенные жизни, про «подвиг каждый день» и про то, как трудно иногда бывает бороться со смертью. Речь сейчас не об этом. О спасенных жизнях помнят сами спасенные и их близкие. И мы, конечно, скромные труженики. В основном-то народ медициной недоволен. Почему?

Причин для недовольства может быть масса. От банального непрофессионализма медперсонала (например, когда акушерка, принимающая у вас роды, предлагает вам заткнуться и не орать, мотивируя это тем, что «вы же не орали, когда беременели») до мирового кредитного кризиса.

Можно для смеха взять какую-нибудь «элитную» московскую или питерскую клинику. Дорого-богато. Золотая лепнина на стенах. Фотомодель на ресепшене. Там у вас за ваши же большие деньги моментально найдут такие недешевые болезни, как «злокачественная элитома», «валютный оффшориаз», «острая богемная гламурея», «бюрократический высокосидифилис» и даже, возможно, «народный депутоз» в терминальной стадии.

Только человек, лишенный способности критически оценивать происходящее, не поймет, что его разводят на деньги, предлагая ненужные исследования, «волшебные» лекарства и операции. Хотя, может, кому-то и верится, особенно если доктор умеет очень авторитетно убеждать. Кому еще доверять, если не доктору?

В России, например, целое поколение женщин репродуктивного возраста воспитано таким образом, что при первых же признаках беременности они чувствуют неудержимый позыв срочно ложиться в больницу и интенсивно эту беременность лечить. В большинстве случаев — от мифической патологии. Врач-бизнесмен строго на такую женщину посмотрит и скажет «Да у вас, матушка моя, угроза прерывания и гипертонус матки!». И давай ее лечить разными чудесными таблетками, уколами и мазями (которые, кстати, можно зачастую приобрести сразу у врача, не выходя из кабинета).

Цена вопроса очень варьируется в зависимости от платежной категории потерпевшей, ой, простите, пациентки.

Интересно, что в мире (отличном от Мира Российских Медиков) до сих пор не изобрели препарат, который бы сохранил беременность раннего срока, начавшую прерываться. Ну нет такого препарата в мире. А в России есть, и не один! И диссертаций на эту тему защищено столько, что можно целую зиму отапливать ими весь Васильевский остров. Женщины, разумеется, платят, потому что не заплатить в таком случае сложно. Одна женщина не заплатила — ей несчастье было.

И если такая девушка вдруг оказывается на Западе, скажем, в Англии, Франции или Ирландии, то ей все время кажется, что врачам на нее просто наплевать. Она уж и заплатить согласна, сколько скажут, да вот только отказываются англичане лечить ее нормальную беременность, и все тут. Ну не считают там нормальную беременность болезнью. «Вроде нормальная страна, а медицина на средневековом уровне...» Ужас.

Нет, я не говорю, что британская медицина идеальна и безупречна. Например, в Англии прорваться к специалисту через врача общей практики бывает порой совершенно нереально. Будут лечить парацетамолом до полного посинения. И вот когда уже потерявшего надежду пациента направляют в специализированную клинику, выясняется, что очередь на прием (в случае, если это не онкология) — два-три месяца. Не хватает специалистов, консультантов, больничных кроватей и рабочих мест. Медицина — государственная, бюджетная, с экономической точки зрения глубоко убыточная.

Должен сказать, что уровень госпитальной медицинской помощи в Англии до сих пор очень и очень высокий. Аппаратура и диагностические возможности, возможно, лучшие в мире. Лекарства, даже самые дорогие, бесплатны для населения.

Но вот в чем проблема. Медицина эта, с ее современными операционными и палатами интенсивной терапии, напоминающими космические станции, одинаково доступна для всех, независимо от социального положения и количества денег на банковском счете. Элитное лечение — для всех граждан, от дворника до бизнесмена. (Я знаю, у российского читателя как раз сейчас начнет дергаться глаз.)

Соответственно, возникает конфликт — с одной стороны, поддерживать медицинскую помощь на таком высоком уровне для всех без исключения граждан страны, от бездомных нищих до банкиров, стоит огромных денег, а с другой стороны — денег этих у Национальной службы здоровья все меньше и меньше.

А с третьей стороны, пациентов, как своих, британских, так и пациентов из стран Европейского союза, которые предпочитают лечиться в Англии, становится все больше и больше. Вот сервис и трещит по швам. Вот все и недовольны. Вот и ждать приходится, пока вас квалифицированно полечат, долгие месяцы.

Мне, конечно, легко тут зубоскалить. Проблема-то глобальная! Либо сохранить социальную и бесплатную медицину, либо превратить здравоохранение в коммерческий бизнес-проект, доступный только высшей касте, как это сделали в России. Удастся ли только в этом случае медицине сохранить при этом Великую Медицинскую Идею — помогать одинаково всем без исключения и невзирая на финансовый статус? В России, к сожалению, не удалось.

Британия, на мой взгляд, пока держится. Надолго ли?

Вы, кстати, слышали когда-нибудь о стране, где местные жители были бы в восторге от локальной медицины? Я нет. Везде все плохо. И всегда, непременно лучше где-нибудь еще. Там, где нас нет. Остается надеяться только, что все будет хорошо.

Спасибо, и постарайтесь не болеть.

Доктор Денис Цепов, MRCOG

Член  Королевской Коллегии Акушеров и Гинекологов Великобритании

сайт врача www.russian-gynaecology.com